Книга Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман

Всплеск фэн-движения в СССР приходится на начало 80-х, когда в редакциях двух журналов, свердловского «Уральского следопыта» (см.) и московской «Техники – молодежи», заинтересовались читателями из КЛФ. Любителей фантастики сплотили книжный дефицит, недостаток информации и желание поделиться мнениями о прочитанном и увиденном. В 1982 году на страницах «Т – М» были опубликованы адреса координаторов региональных клубов, и с этого времени любители фантастики стали вступать в переписку и обмениваться материалами. Появление премии «Аэлита» (см.) превратило церемонию ее вручения в первый, пока неофициальный конвент КЛФ со всего Советского Союза.

Среди наиболее известных советских клубов назову «Притяжение» (Ростов-на-Дону), «Ветер времени» (Волгоград), «Радиант» (Свердловск), «Алькор» (Омск), «Амальтея» (Новосибирск), «Рифей» (Пермь), «Гонгури» (Абакан), «Стажеры» (Краснодар). Помимо всесоюзной «Аэлиты», на базе КЛФ возникали и региональные конвенты. Например, в 1983 году ростовский клуб «Притяжение» собрал несколько десятков гостей, а уже в «Волгаконе», организованном волгоградским «Ветром Времени» в августе 1991 года (аккурат после путча), приняли участие более двух сотен фэнов и писателей.

Между ростовским и волгоградским конвентами, однако, произошло нечто важное. В партийных инстанциях, поначалу поддержавших фэн-движение, забеспокоились: КЛФ не превращались в «пропагандистские и информационные центры, осуществляющие разнообразную деятельность по пропаганде литературы, знаний, по коммунистическому воспитанию молодежи». Вместо этого фэны читали и обсуждали Стругацких, обменивались самиздатом (см.), перепечатывали любительские переводы зарубежных фантастов. В апреле 1984 года на заседании секретариата ЦК КПСС было отмечено, что «в деятельности возникших в некоторых местах клубов любителей фантастики проявляется ряд негативных моментов. Вследствие слабого контроля в них нередко пропагандируется западная фантастика, культивирующая буржуазную мораль и идеологию».

На КЛФ начинают оказывать давление. Уже в мае в «Комсомольской правде» появляется разгромная статья «Меняю фантастику на детектив», посвященная тбилисскому клубу «Гелиос». Примерно в это же время саратовская газета «Коммунист» публикует заметку «По обочине», где редактору железнодорожной многотиражки и мне, ее автору, устроена выволочка за публикации на тематической странице «КЛФ». Самой грозной выглядела статья «Гадкий утенок» в «Южной правде»: членам николаевского КЛФ «Арго» предъявляли обвинения одновременно и в спекуляции, и в антисоветчине («отдельные “аргонавты” смотрят на мир сквозь очки ископаемого белогвардейца»). Заодно досталось и Стругацким, и почему-то Рэю Брэдбери («перепуганный буржуа, которого переехала боевая техника военно-промышленного комплекса», «буржуй верно служит своему классу»). Председатель «Арго» Андрей Чертков, исключенный из комсомола, покинул Николаев. В ноябре был фактически разогнан ростовский клуб «Притяжение»…

Пройдет всего три года – и в перестройку ограничения деятельности КЛФ будут сняты, обвинения забыты. «Притяжение» будет восстановлено, выпуск «фантастических» страничек в СМИ возобновлен, и так далее. В январе 1988 года саратовский обком ВЛКСМ в первый и последний раз оплатит мне билет в Киев, на съезд любителей фантастики. Там будет демократически избран Всесоюзный совет КЛФ, куда войдут и Аркадий Стругацкий, и Виталий Бугров, и вчерашние «вредители» из числа фэнов.

Конец 80-х – лучшее время для КЛФ, а в первые годы 90-х начинается их закат. Все, о чем мечталось, сбылось. Вместе с отменой цензуры исчезает книжный дефицит. Можно достать любое издание; запретное стало доступным, фант-пресса – массовой, частная инициатива – ненаказуемой. «Старая гвардия» КЛФ уходит в профи, в книготорговцы или в никуда, а для молодых «ролевые игры» по мотивам фантастики оказываются уже интереснее чтения самой фантастики…

Книга Крови

Цикл фантастических рассказов «Book of Blood» написан английским фантастом Клайвом Баркером в 1984–1985 годах. Хотя автор известен прежде всего благодаря повести «Восставший из ада» (точнее, ее экранизации и продолжениям), именно шесть сборников, составивших «Книгу крови», включают наиболее жуткие и тошнотворные истории, придуманные писателем.

Главные герои большинства историй из «Книги Крови» – обитатели потустороннего мира, а также мертвецы различной степени сохранности. Роль живых людей в этих произведениях в основном вспомогательная: они выступают здесь либо в качестве объекта гастрономических домогательств со стороны представителей царства Тьмы («Полночный поезд с мясом», «Свиньи Тифердауна», «Голый мозг»), либо в еще более унизительном качестве «недоделанных» покойников – существ убогих, обделенных природой и не могущих пока оценить красоту и величие Смерти («Секс, смерть и сияние звезд», «Ее последняя воля», «Адский забег»).

Во многих рассказах цикла финальные поединки между людьми и выходцами из адских бездн заканчиваются закономерной победой Тьмы. И даже в тех случаях, когда живые как будто одерживают верх (например, в новелле «Йеттеринг и Джек»), их выигрыш должен восприниматься читателями как жульнический и несомненно временный. В уже упомянутом рассказе «Голый мозг» поражение монстра-голиафа выглядит титаническим; зато люди-муравьи, одолевшие кладбищенского пришельца, все равно производят жалкое впечатление. В «Коже отцов» симпатии рассказчика тем более на стороне монстров: злые людишки со своими ружьями и канистрами с бензином просто не в силах проникнуться потусторонним величием. Вместо того чтобы по достоинству оценить гармонию ада, живые всеми силами стремятся эту гармонию нарушить – и лишь чистый ребенок по имени Аарон безоговорочно принимает сторону монстров.

Клайв Баркер, отмечая преимущества мертвых перед живыми, весьма последователен. Живые есть квинтэссенция суеты, пошлости, скудоумия и творческой импотенции; зато те, кто перешагнул грань, отмечены достоинствами, как на подбор: все они красавцы, все они таланты, все они поэты. Пока Ронни, персонаж «Исповеди савана», был жив – он был бессилен и не мог сразиться с бандой растлителей-порнографов; но стоило ему умереть – и он, превратившись в белый саван, мстит всем, кто заслуживает мести. Живые актеры из рассказа «Секс, смерть и сияние звезд» корыстны, бездарны и не владеют даже азами системы Станиславского; живые театральные зрители непроходимо глупы и предпочитают Шекспиру шансонетки. И лишь покойники в партере способны самозабвенно рукоплескать покойным исполнителям шекспировской «Двенадцатой ночи»: только им внятна истинная красота прогулок мертвых девушек в обществе мертвых поэтов. В рассказе «Новое убийство на улице Морг» Баркер не случайно возвращается к классической истории Эдгара Аллана По, чтобы переиграть ее повторно: на сей раз сыщик Луис Дюпен (внучатый племянник прежнего Дюпена) терпит фиаско и бросается с моста, а тем временем мертвая обезьяна с бритвою в лапах продолжает свое полупризрачное существование, выбирая все новых и новых жертв…

При желании экскурсию можно еще продолжить. Однако и перечисленных сюжетов достаточно, чтобы обозначить предполагаемую аудиторию баркеровских произведений. Конечно же, основной контингент потребителей подобной прозы не имеет никакого отношения к миру живых. Произведения Баркера, собственно, и написаны с таким расчетом: стать наиболее комфортным чтением для покойных – обитателей склепов, усыпальниц и моргов. Литературные предпочтения данной аудитории пока не могут быть четко обозначены экспериментальным путем (потому-то автор «Книги Крови» материализовал прежде всего только одну из версий возможных книжных пристрастий представителей «нижнего мира»). Проследив за динамикой продаж, можно выяснить, насколько велика читательская активность потустороннего мира и в какой мере здесь интересны баркеровские описания кровавых пыток, отрубленных конечностей, вывернутых внутренностей, выдавленных глаз и т. п. В России, кстати, общий тираж переводов «Книги Крови» (1994–2015) пока незначителен, и этот факт внушает осторожный оптимизм.